Жизнь и Смерть Тупака Шакура .Когда двадцатипятилетний Тупак Шакур был застрелен в Лас-Вегасе прошлой осенью, он ехал на пассажирском месте седана BMW 750, которым управлял Мэрион (Шуг) Найт, глава Death Row Records. Death Row, ведущий поставщик гэнгста-рэпа Западного Побережья, является феноменом музыкального бизнеса. В прошлом году компания получила доход в семьдесят пять миллионов долларов. “All Eyez on Me” - первый альбом Тупака, сделанный для Death Row, который был выпущен в начале 1996 г. – был продан в количестве более пяти миллионов экземпляров. До этого Тупак уже выпустил три альбома, но они не достигали заоблачных высот пятикратной “платины”.
Однако дни, предшествующие его убийству, не были спокойными для него. Становилось все более ясно, что имелся непомерно высокий штраф, который пришлось бы оплатить в случае, если бы Тупак “кинул” Шуга Найта. Даже для такой жесткой музыкальной индустрии, исторически склонной к нарушениям закона и к связям с преступными элементами, Death Row была поразительным местом. Для Найта ничего не стоило вручить Тупаку пачку стодолларовых купюр на расходы на уик-энд. Офис Найта в Лос-Анджелесе был украшен красным цветом, цветом Bloods, одной из основных банд города. Охрана с металлодетектором стояла у входа в студию Death Row. “Я не видел ни одной другой студии до этого, где бы вас обыскивали прежде, чем вы входили, - сказал мне ветеран музыкального бизнеса Лос-Анджелеса, который работал с Тупаком. - У них был список людей, которые могли входить с оружием. Представьте себе: эти парни вооружены, длинный коридор до двери, охрана у входа, которая может попытаться остановить вас, если вы идете туда... некоторые из этих парней из охраны были уголовниками, которые только что вышли из тюрьмы. Они молча стояли и смотрели сквозь вас”. Устрашение было обычным приемом Шуга Найта. Например, он заставил черного руководителя конкурирующей компании раздеться в мужском туалете и затем идти голым через офисы компании. Мамонт, человек весом в триста пятнадцать фунтов, Найт имеет солидное уголовное прошлое, переполненное действиями, связанными с насилием. Даже когда его поведение было нормальным - то есть, когда он вел дела с одним белым администратором в одной из крупнейших компаний шоу-бизнеса - угроза так и висела в воздухе. Один человек рассказал мне про свои переговоры с Шугом в собственном офисе, что по идее должно быть безопасно. Найта сопровождал телохранитель, и когда разговор подошел к сложным вопросам, телохранитель нарочито наклонился вперед так, чтобы легко можно было заметить его оружие, которое он носил в кобуре под курткой. Какое-то время аура насилия служила Найту хорошо. Это предоставляло ему огромные преимущества как в маленьких вещах (например, часами держать других руководителей в ожидании без ропота возражения), так и в больших. Музыкальные и видео-продюсеры, которые заявляли, что Death Row задолжала им деньги, были слишком напуганы, чтобы требовать их или предъявлять иск. Угроза насилия была также мощным препятствием для любого, кто осмелился бы рассказать правоохранительным органам о сомнительной деятельности. В то же время, это не препятствовало ведению торговли с двумя корпоративными гигантами индустрии развлечений. Death Row с самого начала финансировалась ее дистрибутором Interscope, который частично принадлежал Time Warner и Universal, которой принадлежало 50% с начала прошлого года. Однако после убийства Тупака для Найта наступили не лучшие времена.
Летом 1992 г. Шуг наставил оружие на двух рэпперов, Джорджа и Стэнли Линвуда, за использование телефона в студии. После избиения оружием одного из них, он, угрожая убить их, приказал им обоим встать на колени и спустить штаны. Он был условно осужден по обвинению в нападении. Но четырьмя годами позже, непосредственно перед убийством Тупака, Найт принял участие в избиении человека в Лас-Вегасе и этим нарушил условный срок. В феврале этого года он начал отбывать девятилетнее заключение в тюрьме Obispo города Сент-Луис. Кроме того, иски в сотни миллионов долларов выдвинуты теперь против Death Row (самый большой касается Тупака, с обвинением в том, что его обманули более чем на пятьдесят миллионов долларов, и возмещением ущерба на сто пятьдесят миллионов) и могут последовать другие. Команда агентств, включая ФБР (Федеральное Бюро Расследований), DEA (Администрация по контролю за применением законов о наркотиках) и IRS (Служба по контролю за внутренними доходами), расследуют подозрения об отмывании денег, связи с уличными бандами, торговле наркотиками и организованной преступности в Death Row. “Я думаю, Тупак, что ты разрушил одну из наиболее зловещих империй моего времени”, - говорит один из его друзей, кто вырос в музыкальном бизнесе. Он не намеревался романтизировать Тупака; этот друг подобно многим другим подтверждает, что Тупак был расколот на "добрую" и "злую" стороны, как он сам это называл, и что именно его более темная сторона, похоже, господствовала в течение большей части срока его пребывания в Death Row. Тем не менее, эти друзья настаивают, что это был не настоящий Тупак. Настоящий Тупак был одаренным, сочувствующим, сконцентрированным на выражении боли молодых чернокожих в городах. И реальный Тупак собирался оставить Death Row, когда он был убит.
Заслуженно или нет, но имя Тупака Шакура стало синонимом насилия в рэп-лирике и “жизни головореза” (thug life - фраза, которая была вытатуирована поперек его живота). Когда он был жив, его подвергали цензуре со стороны политических деятелей и, подобно другим рэпперам, ему запрещали выступать на некоторых концертных площадках, потому что организаторы не могли гарантировать отсутствие угрозы насилия со стороны фанатов. В то же время, многие из его основной гетто-аудитории подозревали Тупака в недостаточной хладнокровности, необходимой для соответствия статусу типичного гэнгста-рэппера. Эти противоречивые представления о Тупаке в значительной мере отражают расовые и социальные разногласия.
Рэп-фэны настаивают, чтобы исполнители были подлинными представителями жизни гетто: они должны жить той жизнью, о которой читают; чтобы жизнь соответствовала искусству, так сказать. Рэп-критиков же, с другой стороны, пугает, что жизнь может соответствовать искусству, что такое поведение, как торговля наркотиками и насилие, описываемое рэпперами, просочится в господствующую культуру. Фактически, большинство ярых фэнов и потребителей рэпа - это белая молодежь из среднего класса общества (семьдесят процентов тех, кто покупает рэп-записи - белые). Этот страх перед насилием, влиянием обособленной культуры на восприимчивых молодых людей подливает масло в огонь многих политических дебатов, и этот страх усиливается широким распространением хип-хопа.
Противоречия, естественно, никогда не вредили продажам. Как раз наоборот. Тупак понял это очень хорошо, так же как и администраторы звукозаписывающей компании, которые получали прибыль от его таланта и его славы. Чем больше у Тупака случалось неприятностей с законом, тем больше доверия он получал на улице, и тем более жизнеспособной рэп-звездой он становился. Огромный коммерческий успех гэнгста-рэпа создавал необычно изменчивую связь между миром городских банд и миром мультимиллиардной индустрии звукозаписи. Тупак иногда говорил, что он задумывал свои песни как притчи (иносказания), а теперь это и есть его собственная жизнь – путешествие в те два мира и его жертвоприношение в точке, в которой они сходились. Это выглядит почти как аллегория.
Мир Шуга Найта и Южного Центра Лос-Анджелеса – очень далек от того, в котором вырос Тупак Шакур, хотя оба по-своему романтизировали насилие. Афени Шакур, мать Тупака, была членом партии Черных Пантер. В 1971 г., когда она была беременна Тупаком, она фигурировала в судебном разбирательстве с обвинением в организации заговора взорвать несколько нью-йоркских универмагов. Она и те, кто обвинялся вместе с ней – дело Пантера 21 - были оправданы только за месяц до рождения Тупака. Он был назван по имени “последнего вождя инков, жестоко замученного и убитого испанскими конквистадорами... воина”, - говорит Афени. Его фамилия, Шакур, является своего рода именем клана, принятым неформальной группой черных националистов в Нью-Йорке. Фраза “Black Power” была “подобно колыбельной, когда я был ребенком”, - вспоминает Тупак в письменном показании, которое он дал в 1995 г. (это было связано с гражданским иском, в котором, его обвиняли в том, что некоторые тексты Тупака повлияли на молодого человека, который убил полицейского в штате Техас). Он вспомнил, что когда он был подростком, живя в Балтиморе, “у нас не было ни одного светильника. Я обычно сидел снаружи под уличными фонарями и читал автобиографию Malcolm X. И это изменило меня. Также у моей матери были книги таких людей как Patrice Lumumba и Stokely Carmichael, Bobby Seale “Sieze the Time” и George Jackson “Soledad Brother”. Еще она рассказывала истории о тех вещах, которые делала, видела или в которые была вовлечена, и это заставило меня чувствовать себя частью чего-то. Она всегда растила меня так, что можно было подумать, что я был Черным Принцем революции”.
Тупак действительно стал Черным Принцем к тому времени, когда он был убит, но не тем путем, который был проложен политическими активистами шестидесятых. Афени и ее тогдашние друзья были вовлечены в то, что они воспринимали как революционную деятельность на благо их сообщества. Тупак и его друзья гэнгста-рэпперы щеголяли в инкрустированных бриллиантами золотых драгоценностях, ездили на “Роллс-Ройсах” и соперничали друг с другом в демонстрации гигантского богатства. Однако Тупак не забывал, кем были его предки. “В моем семействе каждый черный мужчина с фамилией Шакур, который вообще достиг пятнадцатилетнего возраста, был или убит или посажен в тюрьму, - сказал Тупак в письменном показании. - Нет таких Шакуров, черных мужчин с фамилией Шакур, в данный момент свободных, дышащих, без пулевых отверстий в их телах или наручников на их руках. Ни одного”.
Лидеры черного националистического движения, к которому принадлежали другие Шакуры, были фактически устранены, причем в значительной степени усилиями ФБР. В 1988 г. отчим Тупака доктор Мутулу Шакур, который получил в Канаде докторскую степень по иглоукалыванию и использовал свои навыки для развития программы по лечению наркоманов, был приговорен к шестидесяти годам тюремного заключения за организацию заговора, с целью совершить вооруженный грабеж и убийство. Преступления, в которых он был обвинен, включали и неудавшийся грабеж бронированного автомобиля Brink (?) в 1981 г., при котором были убиты двое полицейских и охранник (за это также осудили Kathy Boudin - лидера Weather Underground). Мутулу был также признан виновным в организации заговора, с целью устроить побег из тюрьмы "тете" Тупака, Ассате Шакур (Joanne Chesimar). Она была осуждена в 1977 г. за убийство полицейского в Нью-Джерси, но сбежала двумя годами позже и скрылась на Кубе. Крестный отец Тупака Элмер ‘Джеронимо’ Пратт (Elmer ‘Geronimo’ Pratt) является бывшим лидером партии Черных Пантер, который был осужден за убийство школьного учителя во время ограбления в Санта-Монике в 1968 г. Он находился в заключении в течение двадцати семи лет. Его приговор был полностью изменен несколько недель назад на том основании, что правительство в суде скрывало свидетельства, благоприятные для него (наиболее знаменательно, что основным свидетелем против него был оплаченный полицейский осведомитель).
Это действительно запоминающаяся родословная, и Тупак будет часто упоминать Mutulu, Geronimo и других “политических заключенных” в своей лирике. “Это подобно их словам, но моим голосом, - сказал он. - Я только продолжаю там, где они закончили. Я стараюсь добавить искру к этому, быть новой породой, новым поколением. Я стараюсь сделать так, чтобы они гордились мной”. Но в то же время он не хотел быть ими. Их революция и зачастую их жизни были пеплом.
Во время суда по делу “Пантера 21” мать Тупака подвергалась изматывающим перекрестным допросам с участием основного свидетеля обвинения, который оказался тайным правительственным агентом. После ее оправдания вокруг необученной, но высокоинтеллектуальной женщины была поднята шумиха в либеральных кругах, ее приглашали на встречи в Гарвард и Йель (там находятся знаменитые университеты – прим. МарСа), субсидировали квартиру на нью-йоркском Riverside Drive. Тупак и его сестра Секиива (Sekyiwa), которая родилась в 1975 г., стали маленькими знаменитостями Пантер в радикальных кругах. “Тогда все изменилось, изменилось направление политики, - сказал Тупак в своих показаниях. - Мы получали пособие, жили в гетто Бронкса, Гарлема, Манхэттена”. Тупак подсчитал, что к моменту, когда он пошел в младшие классы средней школы, он успел пожить в восемнадцати различных местах.
В своем письменном показании Тупак говорит, что когда ему было двенадцать или тринадцать лет у Афени появились серьезные проблемы с наркотиками и алкоголем. (Афени не соглашается с этим, она говорит, что ему было семнадцать.) Тупак не знал, кто был его отцом, но он был близок с Мутулу, который был отцом Секиивы и жил с ними в течение множества лет. Когда Тупаку было десять лет, Мутулу также оставил его, уйдя в подполье после грабежа Brink. Однако их отношения не были полностью разорваны (“Если бы я почувствовал, что он нуждается во мне, я сделал бы все, чтобы быть там, даже только для того, чтобы он просто мог видеть меня”, - вспоминает Мутулу). Эта связь обернулась для Тупака некоторыми проблемами. Агенты ФБР пытались установить контакт с Тупаком в школе, чтобы узнать, видел ли он своего отчима. (Мутулу был в ФБРовском списке “Десять Наиболее Разыскиваемых”, пока его не поймали в 1986 г.)
Семейство переехало в Балтимор и, когда Тупаку было четырнадцать, он был принят в актерскую школу. “Для ребенка из гетто Балтиморская Школа Искусств – это рай, - сказал Тупак в своем показании. - Я узнал балет, поэзию, джаз, музыку – да все, что угодно - Шекспира, театр, учебу”. На вопрос прокурора, состоял ли он в каких-нибудь бандах в то время, Тупак ответил: “В банде Шекспира. Я был мышиным королем в Щелкунчике... Не было никаких других банд. Я был артистом”. Он начал писать стихи, когда учился в средней школе в Нью-Йорке, и это был только первый шаг от поэзии к рэпу. Он писал свою лирику быстро и непринужденно и вскоре стал выступать для Джеронимо Пратта (Geronimo Pratt) и других заключенных.
Тупак провел два года в Балтиморской Школе Искусств. Дональд Хикен (Donald Hicken), бывший преподаватель, вспоминает: “Он был действительно одаренным актером с замечательным инстинктом подражания и способностью перевоплощаться... Его работа всегда была оригинальной, неподражаемой, невымученной. Даже в этой талантливой группе детей он выделялся”. Один из его однокашников, Avra Warsofsky, сказала мне, что не было никакого намека на воинственную, конфронтационную стороны Тупака, которые позже станут доминировать в его общественной репутации. “Он был милым, приятным человеком, - сказала Warsofsky. - В школе были городские дети, которые хулиганили, воровали, но он не был таким даже чуть-чуть”.
Эта идиллия закончилась, когда жизнь Тупака дома стала невыносимой. Как он описал это в показании, у него не было денег на еду или одежду; какое-то время он жил в доме богатого одноклассника и носил его одежду. Но это продолжалось недолго. “Я должен был возвратиться домой..., но моя мать была беременна, пристрастилась к наркотикам - к крэку. У нее был дружок, который жестоко с ней обращался. Мы не могли оплачивать арендную плату. Ей каждый раз приходилось уговаривать (любовно – прим. МарСа) этого старого белого человека, который был владельцем жилья, чтобы он разрешил нам остаться еще на один месяц. Так что я больше не хотел там оставаться. Я пожертвовал своим будущим в Школе Искусств, чтобы уехать без денег через всю страну в Калифорнию на автобусе”. Тогда ему еще не было и семнадцати. Тупак жил какое-то время с Линдой Пратт (женой посаженного в тюрьму Джеронимо Пратта) в Marin City - бедном городишке к северу от Сан-Франциско - а затем со своей матерью, которая также переедет в Калифорнию. Но школа в Калифорнии не могла стать приютом для него. “Я не вписывался в нее. Я был посторонним..., я одевался подобно хиппи, они все время дразнили меня. Я не мог играть баскетбол, я не знал, кем были эти игроки в баскетбол..., я был мишенью для уличных банд. Они обычно наезжали на меня, ну и так далее..., я думаю, я был странным, потому что писал стихи, и я ненавидел самого себя, я скрывал это..., я действительно был болваном”.